Шествие на осляти - крестный ход в день праздника Вход Господень в Иерусалим, сопровождавшийся инсценировкой описанного в Евангелии въезда Иисуса Христа в Иерусалим на осле. Воспроизводя практику греческой церкви, русская заимствовала от нее и обряд шествия архиерея в неделю ваий - Вербное воскресенье - на "осляти" - коне, переодетом ослом. В Константинополе он был известен уже в 9 - 10 вв., памятники русской церкви начинают говорить о нем только с 16 столетья: самое раннее свидетельство содержится в расходных книгах Софийского дома (Софийский собор в Новгороде) за 1548 год. В день Вербного воскресенья новгородские наместники водили под архиепископом осла от собора "Св. Софии Премудрости Божьей до Иерусалима [Входоиерусалимского храма]" и назад. Кроме Новгорода обряд шествия на осляти совершался в 17 в. Москве, Рязани, Казани, Астрахани и Тобольске.
Как и на востоке, шествие патриарха на осляти входило в состав крестного хода, направлявшегося из собора во Входо-Иерусалимскую церковь и после непродолжительного богослужения в ней - обратно в собор. При этом тот и другой путь патриарх совершал на осле (Устав Новгородского Софийского собора 17 в.). С течением времени шествие на осляти по дороге во Входо-иерусалимскую церковь было отменено, туда шел один крестный ход, а шествие совершалось на обратном пути, в Москве от Лобного места в собор, в других городах от Входо-Иерусалимского храма до главного собора. В первый раз обновленный чин крестного хода был совершен в 1656 году и просуществовал в Москве до 1697 года, а в других городах был отменен еще ранее, постановлением церковного собора 1678 года.
В Москве при царе Алексее Михайловиче шествие на осляти происходило следующим образом. Царь стоял раннюю литургию у себя в Палатах, а затем в праздничном наряде в сопровождении бояр и окольничих направлялся в Покровский собор: шествие открывалось нижними чинами, за которыми шли дьяки, дворяне, стряпчие, стольники, ближние и думные люди, окольничие, затем сам царь, замыкали ход бояре в богатых шубах и высоких шапках, ближайшие люди, гости, приказные, иных чинов люд и народ, весь путь с обеих сторон шествия оберегали стрелецкие полковники, возле которых шли стрельцы стремянного полка с батожками и прутьями. Навстречу царскому шествию из дверей Успенского собора выносили хоругви, кресты и иконы, шли чернецы, диаконы и священники, успенский и благовещенский протопопы, певчие, поддьяки, ключари, затем патриарх в малом облачении, справа от него дьякон нес евангелие, слева - "на мисе крест золотой, жемчужный, большое да малое Евангелие". Дорога, по которой шли оба шествия оберегалась стрельцами, за стеной которых были расставлены кадки с пучками вербы, предназначенной для раздачи московскому люду. Оба шествия останавливались перед Покровским собором лицом к востоку. Царь и патриарх в сопровождении высших государственных чинов и духовенства входили во Входо-Иерусалимский придел Покровского собора. Остальная свита оставалась по обе стороны от Лобного места. Во время службы в соборе царь и патриарх облачались в праздничные одежды. Тем временем Лобное место устилалось бархатом и сукном, на него устанавливали аналой, укрывали его пеленою и возлагали на него Евангелие, которое окружали иконами.
Рядом с Лобным местом стоял конь с привязанными длинными ослиными ушами, изображавший "осля", его окружали пять дьяков и патриарший боярин. Чуть в стороне помещалась колесница, на которой стояла "верба", окруженная решеткой. "Вербу" представляло большое дерево, украшенное зеленью, бархатными и шелковыми цветами, яблоками, грушами, изюмом, финиками, виноградом, орехами и т.д. Путь от Лобного места до Спасских ворот ограждался обитыми красным сукном надолбами - решетками.
После службы в храме патриарх благословлял крестный ход и святыни вернуться обратно в Успенский собор, затем он раздавал ветви вербы государю, духовенству, светским чинам и народу. Сразу за раздачей начинался крестный ход. Архидиакон, повернувшись на запад, читал описание празднуемого события в Евангелии. Во время чтения протопоп и ключарь Покровского собора подходили к патриарху под благословение и в качестве "двух учеников Христа" отправлялись "по осля". Коня под уздцы держал патриарший боярин, который спрашивал пришедших, кто требует "осля", те отвечали ему: "Господь требует". Патриарх, благословив государя, садился на подведенного к нему "осля", одетого красным сукном спереди и зеленым - сзади. Восседая на лошади боком так, как изображают Спасителя на иконах, патриарх в одной руке держал крест, которым осенял народ во время шествия, а в другой Евангелие. Обратное шествие открывали дьяки, дворяне, стряпчие и стольники с вербами в руках, за ними везли на колеснице "вербу". Под деревом на колеснице стояли два мальчика из патриаршего хора - "певчие поддьяки меньших станиц" в белых одеждах, которые пели "стихиры цветоносию" и "Осана Сыну Давидову! Благословен грядый во имя Господне!". За "вербой" с иконами шло духовенство, за ним - государевы люди с вербами в руках, затем следовал поддерживаемый двумя стольниками царь, ведший за повод "осля". Кроме царя за повод держались еще четверо: первостепенный боярин, государев и патриарший дьяки, патриарший конюший. Перед государем несли окованный золотом жезл, государеву вербу, свечу и плат. По бокам шли бояре, окольничие и думские дворяне с вербами в руках. За патриархом шло духовенство. Весь путь от Лобного места через Спасские ворота к Успенскому собору стрелецкие дети устилали красным и зеленым сукном, по которому раскладывали разноцветные ткани. Как только шествие входило в Спасские ворота, на колокольне Ивана Великого звонили в колокола, благовест подхватывали остальные московские храмы, когда царь и патриарх входили в Успенский собор колокольный перезвон стихал. В соборе протодьякон дочитывал в Евангелии описание Входа Господа в Иерусалим, а патриарх, приняв из государевых рук вербу, благословлял царя и целовал ему руку, царь в ответ делал тоже. После этого государь возвращался в Палаты, где проводилась литургия, а патриарх служил литургию в Успенском соборе. После службы он направлялся к колеснице с вербой, молился и благословлял дерево. Ключари отрубали большой его сук и несли в алтарь, где с него срезали ветви и на серебряных блюдах отправляли их в государевы палаты. Часть ветвей получали бояре и духовенство, остальное раздавалось стрельцам и народу. После этого по всей Москве начинались праздничные угощения.
Для царя выполнение данной роли во время шествия, которая могла бы считаться унизительной в обыденной жизни, в праздник являлась демонстрацией не только почтения к патриарху, но, и в большей степени, личного благочестия и праведности государя, смирения гордыни и самоуничижения перед Богом.
Патриарх, выступавший в момент шествия в роли Спасителя, становился проводником божественной благодати для всех, кого он благословлял крестом и евангелием, восседая на "осляти". По церковным и народным представлениям того времени, патриаршее благословение вообще, а во время шествия особенно, обладало священной силой. Вера в это восходила к представлениям об особой связи, которая устанавливалась между Богом и только что посвященным в сан архиереем, т.к. первоначально, и в Византии, и в России 16 в. шествия на осляти были приурочены не к Вербному воскресенью, а ко дню вступления архиепископа, митрополита или патриарха в сан. После обрядового очищения и пострига, равносильного новому крещению, архиерей приобщался к божественной благодати, был особенно близок к Богу и мог распространять благодатную силу на окружающих. Считалось, что его проезд на осляти вокруг города, в котором он должен был отбывать свое духовное служение, сохранял город и всех его жителей от несчастий, пожаров и эпидемий, а человек принявший благословение архиерея очищался от грехов и получал божественную защиту. Поэтому шествия на осляти, приуроченные позднее исключительно к Вербному воскресенью, пользовались особенной популярностью и любовью у простого народа, собиравшегося во множестве на площади, чтобы подпасть под благословение патриарха.
